История появления и эволюция доходных домов Петербурга.
Рост населения Петербурга в XIX веке стимулировал строительство доходных домов «под жильцов»— с квартирами, сдаваемыми внаем. Оно шло нарастающими темпами, охватывая все новые и новые районы, и стало одной из характерных особенностей градостроительного развития столицы России.
Многоквартирные дома «под жильцов» появились в Петербурге ещё в XVIII веке. В первых десятилетиях XIX века они стали получать все большее распространение и к середине века составляли уже большинство вновь построенных зданий. При стремительном росте населения столицы это было закономерно: только такой тип зданий мог обеспечить город достаточным количеством жилых помещений, размещенных на сравнительно небольших по площади земельных участках.
И. Пушкарев, автор «Описания Санкт-Петербурга», изданного в 1839 году, писал, что «постройка новых зданий в Петербурге производится с быстротою почти невероятною... Едва только положат фундамент, как через пять месяцев делается уже огромный каменный дом, в три и более этажей, в котором на другой год все комнаты, от чердака до уголка дворника, наполняются постояльцами... Торговля домами приносит здесь большие выгоды».
Строительство доходных домов велось очень высокими темпами. Своеобразный рекорд был поставлен в 1845 году при возведении жилого доходного дома №31/34 на углу Садовой и Гороховой улиц, принадлежащего купцу и фабриканту В. Г. Жукову. Четырехэтажный дом, спроектированный архитектором Н. П. Гребенкой, был сооружен под его руководством вчерне (без внутренней отделки) всего за 50 дней. Рассказывая об этом, журнал «Иллюстрация» писал: «9 августа этого года на углу Садовой и Гороховой начали ломать старый каменный дом, а около половины октября на этом месте уже красовался под крышей новый каменный дом, в четыре этажа, с подвалами, изящной, благородной архитектуры, словно волшебством созданный капиталом и стараниями Жукова и талантом молодого нашего архитектора Н. П. Гребенки».
Благодаря такой рекламной кампании Н. П. Гребенка приобрел многочисленную клиентуру: он построил и перестроил в Петербурге десятки жилых домов, став одним из самых популярных архитекторов-строителей середины XIX века.
Увеличивающиеся темпы строительства доходных домов вели к сокращению числа особняков: предприимчивые люди скупали участки, занятые особняками, и застраивали их многоэтажными домами «под жильцов».
Процесс вытеснения особняков доходными домами происходил и по-другому: лицевой флигель, выходящий на улицу, оставался особняком владельца, а в глубине участка возводили многоэтажные флигеля с квартирами, сдаваемыми внаем, либо надстраивали жилые этажи над служебными постройками. Затем надстройки и перестройки продолжались, пока внутренняя часть владения не превращалась в типичный доходный дом.
Немалое распространение, особенно в центральных районах, получил и такой прием застройки, когда и «особняковая», и доходная части здания строились одновременно,— типичным примером может служить рассмотренный нами выше собственный дом архитектора А. И. Штакеншнейдера на Миллионной улице.
В середине XIX века этот новый тип зданий — доходный дом «под жильцов»— стал приобретать свои специфические черты. Стремясь к повышению доходности участков, домовладельцы стали застраивать их все более плотно. Уже в 1836 году сборник «Статистические сведения о Петербурге» отмечал, что «доходные дома или растут в вышину, или расширяются внутри своих дворов, которые от этого здесь большею частью тесны, не всегда доступны свежему воздуху и не вполне освещаемы».
Помимо лицевых корпусов, выходящих фасадами на улицу, в глубине участка, вплотную к его боковым границам, возводились внутренние дворовые флигеля. Так возникла периметральная застройка участков, характерная для доходных домов уже в первой трети XIX века и широко применявшаяся в середине столетия.
На более просторных участках кроме расположенных по периметру флигелей стали возводить и поперечные флигеля. Первоначальное единое пространство двора делилось ими на отдельные замкнутые дворы небольшого размера. Так были застроены, в частности, участки купцов В. Г. Жукова на углу Садовой и Гороховой улиц, 31/34 (архитектор Н. П. Гребенка), и дом Мейнгарда на углу Садовой улицы и переулка Бринько, 44/6 (архитектор А. И. Ланге). На участках, простирающихся внутрь квартала, внутренние дворы выстраивались в своего рода анфиладу, соединенную арками проездов.
Правительство, пытаясь хоть в какой-то мере регулировать плотность застройки, вынуждено было ввести ряд ограничительных норм. Строительный устав, утвержденный в 1857 году, требовал:
«Во всяком отдельном участке должен быть по крайней мере один двор, пространством не менее 30 квадратных сажень (63,9 квадратных метров), причем наименьшая ширина его должна быть не менее 3-х сажень (6,39 метров), остальные дворы могут быть и менее 30 квадратных сажень, но должны сообщаться проездами не менее 4,5 аршин (3,2 метра) с улицей или другими дворами. Кроме обыкновенных дворов дозволяется устраивать исключительно для освещения лестниц, коридоров, отхожих мест, чуланов и т. п. помещений световые дворики. Наименьший размер световых двориков, какой бы формы они ни были, должен быть таков, чтобы в его площадь можно было вписать квадрат в сажень».
Строительный устав разрешал ставить многоэтажные каменные флигеля очень тесно: лишь бы между ними оставалось расстояние не менее двух сажен (4,26 метра).
Совершенно очевидно, что такие плотные нормы застройки противоречили требованиям гигиены, но зато отвечали интересам домовладельцев. Тесные, плохо проветриваемые, полутёмные дворы-колодцы стали характерной чертой многих доходных домов капиталистического Петербурга.
В строительных правилах были и такие гуманные статьи, которые гласили, что «воспрещается устраивать жилые этажи с полами ниже поверхности тротуара», что «устройство приспособлений для жилья под крышами — на чердаках воспрещается». Однако на деле эти требования не соблюдались. Подвальные и полуподвальные этажи стали все чаще заселяться городской беднотой, а чердаки — приспосабливаться под жилые мансарды.
Зато неукоснительно соблюдалось правило, запрещающее в стенах, расположенных вдоль границ участка, устраивать проемы, даже если на соседнем участке стояли низкие строения. Такие глухие, лишенные окон стены-брандмауэры становились характерной чертой архитектурного облика Петербурга.
Процесс уплотнения застройки на протяжении XIX века шел нарастающими темпами. Если в середине XIX века у многих доходных домов еще оставались относительно просторные дворы, то во второй половине столетия они стали быстро исчезать, их вытесняли громады внутренних флигелей. Особенно высока была плотность застройки в центральных частях Петербурга: порою почти весь участок оказывался занят строениями, а в узкие дворы-колодцы едва проникал солнечный свет.
И все же архитектор, проектировавший дом, да и его заказчик-домовладелец должны были в той или иной мере учитывать потребности жильцов. Это вынуждало искать такие планировочные решения, в которых удавалось достигнуть компромисса между интересами жильцов и интересами владельца. Таким образом, компоновка доходных домов стимулировалась различными тенденциями: стремлением к функциональной целесообразности, удобству, комфорту и желанием домовладельца получить наибольшую прибыль. В некоторых аспектах эти тенденции совпадали: комфортабельные квартиры сдавались квартиронанимателям за большую плату. Однако в основном эти тенденции объективно противостояли друг другу, и их переплетение и противоборство порождали многие противоречия в архитектуре доходных домов.
Планировка квартир в доходных домах отличалась большим разнообразием. Диапазон их размеров и их комфортабельности был очень широк — от огромных «барских» квартир до скромных квартир в одну-три комнаты. Значительную долю составляли квартиры, рассчитанные на представителей «средних классов»,— в четыре — шесть комнат. Размеры и пропорции комнат в них были различны: от роскошных гостиных до узких клетушек и каморок. Лишь редко удавалось делать комнаты, по очертаниям близкие к квадрату; гораздо чаще с целью увеличения прибыльности комнаты вытягивали в глубину, что ухудшало их освещенность и воздухообмен.
В лицевых корпусах, выходящих на улицу, размещались большие многокомнатые квартиры, рассчитанные на состоятельных жильцов. Одну из лучших квартир здесь часто занимала семья самого домовладельца. Большие квартиры непременно имели две лестницы — парадную, вход на которую вел с улицы, и черную, выходящую во двор.
В наиболее комфортабельных доходных домах парадные лестницы нередко оформлялись очень нарядно и обогревались каминами. Черные лестницы служили для подъема дров, ими пользовалась прислуга, по ним проходили торговцы-разносчики, полотеры и т. п. Вблизи выходов на черные лестницы в квартирах размещались кухни, комнаты прислуги, уборные. Таким образом, наличие двух лестниц предопределяло своеобразное зонирование квартир, их разделение на «барскую» и хозяйственную зоны, причем в больших квартирах «барская» зона в свою очередь делилась на парадные комнаты, рассчитанные на прием гостей, и на жилые.
Во внутренних, дворовых флигелях, где размещались сравнительно небольшие и более дешевые квартиры, ограничивались устройством одной лестницы. Кухня, санузел, кладовые в таких квартирах располагались вблизи входов.
Внутренняя структура доходных домов диктовалась особенностями социального заказа. Специфической чертой застройки Петербурга было то, что не только в одном квартале, но зачастую в одном и том же доме и размеры квартир, и уровень их комфортабельности были разными, рассчитанными на жильцов разного достатка. План многоквартирного доходного дома и его вертикальный архитектурный разрез становились своеобразной характеристикой социального разреза общества: типы квартир и населяющие их жильцы соответствовали ступеням социальной лестницы.
Сложившаяся в Петербурге система застройки привела к тому, что даже в центральных районах города рядом с роскошными особняками и доходными домами «под барские квартиры» находилось много жилищ, представлявших собой настоящие трущобы. Их распространению способствовало и то, что нередко квартиронаниматели, сняв квартиру у владельца дома, в свою очередь сдавали ее покомнатно своим постояльцам, обращая собираемую с них плату в источник своих доходов. Такая двойная система найма могла превращаться в тройную, так как наниматель комнаты мог сдать «угол», получая деньги с «углового жильца» в свою пользу. Все это вело к полному произволу в размерах квартирной платы и создавало невыносимые условия, особенно для бедных и многосемейных жильцов. В то же самое время такая система найма приводила к совершенно антисанитарной плотности заселения квартир доходных домов: ведь она не регламентировалась никакими законами, а увеличение количества жильцов приводило к увеличению доходов домовладельца.
В середине XIX века в Петербурге стали формироваться настоящие трущобные районы — одно из самых характерных и самых мрачных детищ капитализма. Эти районы охватили многие кварталы между «канавой»— так нелестно называли в те годы петербуржцы Екатерининский сайт (сейчас сайт Грибоедова)—и Фонтанкой и постепенно распространяясь в сторону Обводного сайта. Кварталы здесь были плотно застроены многоэтажными доходными домами, причем многие квартиры были заселены «комнатными» и «угловыми» жильцами.
О том, каковы были жилищные условия в домах такого типа, свидетельствуют произведения многих писателей тех лет. В качестве примера можно привести хотя бы описание дома, стоявшего где-то вблизи Фонтанки, в котором жил Макар Девушкин — герой романа Ф. М. Достоевского «Бедные люди». В доме, как и обычно, две лестницы. Одна парадная —«чистая, светлая, широкая, все чугун да красное дерево». Иначе выглядела черная лестница: «винтовая, сырая, грязная, ступеньки поломаны и стены такие жирные, что рука прилипает, когда на них опираешься. На каждой площадке стоят сундуки, стулья и шкафы поломанные, ветошки развешаны, окна повыбиты; лоханки стоят со всякой нечистью, с грязью, с сором, с яичною скорлупою да с рыбьими пузырями; запах дурной... одним словом, нехорошо».
Квартира, в которой Макар Девушкин снимает комнатку-конуру за кухней,— по его словам, «Ноев ковчег»: она очень типична для полутрущобных домов с многокомнатными квартирами под «комнатных» и «угловых» жильцов. «Вообразите, примерно, длинный коридор, совершенно темный и нечистый. По правую его руку будет глухая стена, а по левую все двери да двери, точно номера, все так в ряд простираются (обычный для тех лет прием внутренней планировки доходного дома: темные коридоры проходят вдоль брандмауэров, комнаты выходят окнами во двор). Ну, вот и нанимают эти номера, а в них по одной комнате в каждом; живут в одной и по двое, и по трое». Причем это отнюдь не пролетарская беднота, а люди «все такие образованные, ученые. Чиновник один есть (он где-то по литературной части), человек начитанный... Два офицера живут и все в карты играют. Мичман живет; англичанин-учитель живет». Что касается расположения комнат, то «оно — нечего сказать,— удобно, это правда, но как-то в них душно, то есть не то чтобы оно пахло дурно, а так, если можно выразиться, немного гнилой, остро-услащенный запах какой-то... Чижики так и мрут. Мичман уж пятого покупает — не живут в нашем воздухе, да и только».
В архитектуре доходных домов со всей достоверностью и убедительностью отразились социальные противоречия эпохи — и в планировке зданий, и в усиливающемся контрасте между обликом лицевых фасадов домов и их «изнанкой»— системой тесных дворов-колодцев. А так как доходные дома стали составлять большинство построек в Петербурге XIX века, то присущие им архитектурные особенности очень сильно повлияли на градостроительное развитие города в целом, на эволюцию его общего архитектурно-художественного облика.
Новые приемы в компоновке фасадов доходных домов.
Усиливающееся внимание к функциональной стороне архитектуры и общий, свойственный XIX веку «дух практицизма» стали все более ощутимо влиять на архитектуру доходных домов, вызывая появление и распространение ряда новых композиционных и конструктивных приемов: эркеров, окон увеличенных размеров, широких витрин, перекрытых железными балками, и т. п. Многим из этих приемов суждено было в дальнейшем получить очень широкое распространение и стать своего рода лейтмотивами архитектурной композиции городских многоквартирных домов.
Новые тенденции в планировке и конструировании многоквартирных жилых домов сыграли важную роль в общем процессе художественной эволюции архитектуры от классицизма к эклектике. Этот тип зданий стал наиболее массовым в застройке Петербурга — естественно, что приемы, возникавшие в компоновке планов и фасадов доходных домов, быстро тиражировались, существенно меняя архитектурное лицо города.
Свойственное архитектуре позднего классицизма стремление к монументализации и героизации архитектурных образов привело к появлению в центре Петербурга в первой четверти XIX века ряда доходных домов, фасады которых были декорированы колоннами и пилястрами и завершены фронтонами, что придавало им облик, вызывающий ассоциации с особняками и административными зданиями.
Характерный пример -Дом Косиковского или Доходный дом А. М. Тупикова на перекрестке улицы Пестеля и Литейного проспекта.
Доходный дом А. М. Тупикова на перекрестке улицы Пестеля и Литейного проспектаЗакономерно, что с 1830-х годов, когда начали формироваться новые взгляды на функциональную сторону зодчества, в архитектуре доходных домов стали возникать иные тенденции.
Вопросы экономичности в строительстве доходных домов приобретали особенно большое значение и во многом предопределяли характер архитектурной композиции фасадов. Поэтому в архитектуре доходных домов в период кризиса классицизма резко усилилось иное направление, которое основывалось на компромиссе между эстетическими нормами классицизма и стремлением домовладельцев получить наибольшие доходы при наименьших затратах. Фасады домов декорировались предельно просто. При этом присущие классицизму унифицированность и лаконизм архитектурных форм оборачивались монотонностью.
Наглядным примером служат два больших четырехэтажных дома, принадлежавших процветавшему коммерсанту, коммерции советнику И. А. Жадимировскому,— дом на углу набережной Мойки и Конюшенного переулка, 6/1, и соседний дом №8 на набережной Мойки.
Доходный дом И. А. Жадимировского на углу набережной Мойки и Конюшенного переулкаРазвитие торговли привело к тому, что первые этажи в жилых домах на центральных улицах Петербурга все чаще стали использоваться для размещения лавок и магазинов. «В последнее время,— отмечал статистический справочник 1836 года,— получила чрезвычайное развитие торговля в магазинах, отчего в многолюдных улицах значительная часть жилищ обращается в лавки; возвышающаяся от сего цена квартир заставляет классы менее достаточные искать себе помещений или в строениях надворных, или в подвалах, или переселяться в отдаленнейшие части города».
Лавки и магазины в первых этажах стали характерной чертой центра Петербурга. Это новое явление, порожденное бурным развитием товарно-денежных отношений, имело важные последствия и для эволюции архитектуры, способствуя пересмотру прежних композиционных приемов, разработанных классицизмом, и внедрению новых.
С середины XIX века началась волна перестроек первых этажей домов, расположенных в центральных районах города, особенно на таких оживленных торговых улицах, как Невский проспект, Малая и Большая Морская, Гороховая улицы и других. Вместо не очень удобных квартир в первых этажах стали устраивать помещения для торговли и сервиса. Традиционные небольшие окна, прорезанные в стенах первых этажей в соответствии со строительными правилами и художественными нормами классицизма, оказались недостаточными для освещения торговых помещений и рекламы товаров, и окна стали растесывать, превращая их в широкие окна-витрины, пролеты которых обычно перекрывались железными балками.
Переделка первых этажей старых зданий была лишь одним из способов решения проблемы. Другим, более радикальным способом стала разработка новой конструктивной и архитектурной системы многоэтажного дома, в первом этаже которого уже сразу, в проекте, были предусмотрены помещения для торговли с соответствующими окнами-витринами. Первые дома такой новой конструкции появились в конце 1830— начале 1840-х годов, и они оказали существенное воздействие на пересмотр прежних композиционных канонов классицизма.
Новые представления об удобстве и комфорте, а также и новые возможности, которые открывало перед архитекторами внедрение металлических конструкций, стали все более заметно влиять на архитектурный облик жилых домов.
Начиная с 1830-х годов на фасадах петербургских жилых домов появляются остекленные выступы — эркеры (их тогда называли «фонарями»). Эркеры позволяли увеличить площадь комнат, обогатить их пространственную композицию, улучшить обзор улицы, что при прямолинейности большинства петербургских улиц имело прямой функциональный смысл. Однако новые архитектурные элементы — эркеры — оказалось не так легко вписать в сложившиеся десятилетиями классицистические приемы компоновки фасадов, и поначалу эркеры нередко оказывались в дисгармонии с общим композиционным замыслом.
Так произошло, например, при строительстве дома для статского советника Г.В. Лерхе на Большой Морской улице, 25:
Дом Г.В. Лерхе на Большой Морской улице, 25Этот угловой дом был построен в конце 1830-х годов архитектором П. Жако. Фасады дома решены в целом в традициях классики (рустовка нижних этажей, арочные окна первого этажа, окна с сандриками на третьем этаже и т. д.). Заказчик, статский советник Лерхе, потребовал, чтобы Жако предусмотрел на фасаде «фонари», т. е. эркеры, которые как раз в это время начали входить в моду. Однако достаточно органично включить их в классицистическую композицию фасада Жако в этом случае не удалось. Не отвечали новым требованиям торговли и традиционные для классицизма довольно узкие окна первого этажа (позднее некоторые из них были немного растесаны).
Но уже в другой своей постройке, спроектированной в 1837 году, Жако, смело нарушая устаревшие каноны классицизма, сумел органично ввести в композицию здания новые архитектурные элементы — эркеры и окна-витрины. Это здание, расположенное на углу Большой Морской и Кирпичного переулка, принадлежало самому архитектору Жако и было им построено в конце 1830-х годов по собственному проекту, утвержденному 1 апреля 1837 года.
Дом П. Жако на углу Большой Морской и Кирпичного переулкаДом Жако четырехэтажный. Окна трех верхних этажей размещены в четком ритме и охвачены наличниками классицистического типа. Фасады расчленены тягами и завершаются классицистическим антаблементом. Декор фасадов, таким образом, в целом еще традиционен, но общая композиция дома обладает рядом новаторских черт. На втором этаже Жако разместил «фонари»-эркеры: они поддерживаются железными кронштейнами, скрытыми за штукатуркой. Эти эркеры, в отличие от эркеров дома Лерхе, уже вполне органично вписываются в общую композицию, в частности благодаря увеличенным размерам не характерных для классицизма тройных окон, находящихся над ними.
Но главной особенностью дома Жако является совершенно необычная для тех лет конструкция стен первого этажа: они прорезаны большими прямоугольными витринами, между которыми остались лишь узкие простенки. Просторные витрины намного улучшили освещенность магазинов. Современники высоко оценили новый, более удобный тип витрин, впервые примененный Жако.
Первый этаж дома Жако резко отличается от традиционных компоновок, применявшихся в период классицизма, когда стены первых этажей прорезались сравнительно неширокими проемами, обрабатывались архивольтами и рустами и трактовались как массивное конструктивное основание, надежно поддерживающее вышележащие этажи. Жако отказался от подобной трактовки первого этажа, исходя из новых функциональных задач, а применение металлических балок, перекрывающих пролеты витрин, позволило архитектору легко осуществить свой новаторский композиционный замысел. Так новое функциональное решение и новые металлические конструкции привели к преодолению одного из основных композиционных канонов классицизма.
Новаторские приемы, введенные Жако в композицию его дома, произвели сильное впечатление и вызвали ряд подражаний. На рубеже 1830—1840-х годов стало появляться все больше особняков и доходных домов, в композициях которых были использованы эркеры, тройные окна и витрины. В их числе — доходный дом купца Юнкера на углу Большого проспекта и 3-й линии Васильевского острова, 8/4, особняк камергера В. П. Давыдова на улице Чайковского, 27 и др.
Доходный дом купца Юнкера на углу Большого проспекта и 3-й линии Васильевского острова, 8/4Влияние композиционных приемов, использованных Жако в его доме на Большой Морской, отчетливо прослеживается в компоновке фасада собственного доходного дома архитектора А. X.
Обратите внимание: Входные группы домов и зданий из алюминия, пластика, стали..
Собственный доходный дом А. X. Пеля на Литейном проспекте, 34Дом Пеля сохранился хорошо (если не считать позднее надстроенного пятого этажа). Его П-образный в плане корпус своими крыльями охватывает относительно просторный двор (тогда, в 1840-х годах, застройка кварталов в Литейной части еще не стала столь плотной, как несколько десятилетий спустя). Первый этаж центральной части главного фасада представляет собой почти сплошную полосу витрин (позднее такой же облик приобрели и боковые части). На четвертом этаже — два эркера. Классицистический декор фасада отличается изысканной прорисовкой лепных деталей, его дополняют хорошо сохранившиеся створки кованых ажурных ворот, рисунок которых тоже выдержан в традициях позднего классицизма.
Дома Жако, Пеля и ряд других аналогичных построек тех лет наглядно иллюстрируют то, как новые объективные потребности вызывали появление новых конструктивных и композиционных приемов, не соответствующих архитектурным закономерностям классицизма. Эркеры, витрины, тройные окна и другие архитектурные нововведения вступали в противоречие с канонами классицизма. Общая объёмно-пространственная композиция здания и, соответственно, компоновка его лицевого фасада становились иными — уже не классицистическими по своему характеру. Правда, лепной декор фасадов этих зданий еще выдержан в духе классицизма, но в его нарастающей дробности и некоторой суховатости, а главное — в ином, чем прежде, соотношении его с общим композиционным строем фасада отчетливо ощущается начало нового этапа в эволюции архитектуры.
Возникшее противоречие ставило под сомнение правомочность дальнейшего существования классицистического декора. Возникла ситуация, когда «оставалось сделать еще один шаг, заменить классические наличники и сандрики деталями каких-то других стилей, и поздний классицизм сменился эклектикой» .
Этот шаг от позднего классицизма к эклектике можно увидеть на фасаде дома № 16 на Большой Морской улице, принадлежавшего жене титулярного советника Руадзе.
Доходный дом Руадзе на Большой Морской улице, 16Здание это, построенное в 1851 —1852 годах архитектором Р. А. Желязевичем 15, стоит на углу Кирпичного переулка — как раз напротив дома Жако. Большие окна-витрины в первом этаже — явное повторение приема Жако, даже простенки тоже декорированы парными пилястрами. Окна верхних трех этажей оформлены одинаковыми наличниками с сандриками лучкового типа. Идентичность декоративной обработки окон реалистически отразила функциональную сущность здания (все этажи —«под жильцов»), но механическое повторение однотипных деталей придает фасаду монотонность (в доме Жако форма наличников на разных этажах варьируется). Пытаясь ослабить эту монотонность, Желязевич в двух верхних этажах ввел невысокие пилястры коринфского ордера. Однако масштаб этих пилястр уже совершенно иной, чем в произведениях классицизма: пилястры размещены друг над другом в два яруса, причем каждый ярус охватывает только один этаж (а не два, как это обычно было в композициях классицизма). Такое поэтажное распределение ордерных элементов отражает внутреннюю структуру жилого дома, причем более реалистично, чем классицистический ордер, охватывающий два этажа. Впрочем, сам по себе этот новый, несвойственный русскому классицизму прием поэтажного размещения ордера не был изобретением зодчих середины XIX века: они его заимствовали в архитектуре итальянского Ренессанса.
Изменение масштаба ордера приводило к тому, что он почти утратил свое прежнее, свойственное классицизму, композиционное значение: из художественного лейтмотива композиции ордер превратился в простой декор, в принципе не отличающийся от наличников окон,— тем более что такой измельченный декор в масштабном отношении сближался с наличниками, сандриками и т. п. декоративными малыми формами фасада. С изменением композиционного значения ордера менялось и идейно-художественное содержание архитектурных образов. Измельченный ордер перестал быть носителем того героического начала, которое пронизывало всю архитектуру классицизма: он становился на поверхности фасада простым ритмическим акцентом, а ренессансная поэтажная система ордерных элементов превращала их в систему знаков, выявляющих на фасаде внутреннюю структуру здания, разделенного на жилые этажи.
Стилистика фасадов доходных домов середины XIX века.
План жилого дома компоновался исходя из соображений его «доходности», фасад — исходя из пожеланий и вкусов домовладельца и субъективных творческих установок архитектора.
Ф. М. Достоевский в своих «Маленьких картинках» воспроизвел некую типическую сценку, наглядно раскрывающую характер взаимоотношений между архитектором и домовладельцем, сложившихся в эпоху капитализма:
«Дожевское-то окно ты мне, братец, поставь неотменно, потому чем я хуже какого-нибудь ихнего голоштанного дожа; ну, а пять-то этажей ты мне все-таки выведи жильцов пускать; окно — окном, а этажи чтоб этажами; не могу же я из-за игрушек всего нашего капиталу решиться».
Конечно, крупные, авторитетные мастера архитектуры в своем творчестве пользовались относительно большей свободой и самостоятельностью. Но значительная часть архитекторов, выполнявших частные заказы, оказывалась нередко именно в таком положении, которое обрисовал Достоевский, и это предопределяло характер массовой продукции жилищного строительства капиталистической эпохи.
В тех случаях, когда домовладелец требовал более дешевой отделки, появлялись дома с простыми и лаконичными фасадами, в оформлении которых использовались упрощенные варианты того или иного исторического стиля. В такой «переаранжировке» стилевых прототипов петербургские архитекторы середины XIX века проявили определенную профессиональную гибкость, а нередко и подлинное мастерство. Например, архитектор Н. П. Гребенка, специализировавшийся на быстрой постройке недорогих и экономичных доходных домов, дал интересные образцы предельно упрощенной трактовки неоренессансных мотивов в виде системы плоских поэтажных лопаток (первые этажи при этом обрабатывались несложным рустом). Два таких дома были построены им в 1849—1850 годах: один из них доходный дом И. А. Жадимировского на углу улицы большой Конюшенной улицы и Конюшенного переулка, другой — дом К. Вельша в разделе Грибоедова, 17, он был спроектирован в соавторстве с архитектором А. И. Ланге.
Дом К. Вельша, набережная сайта Грибоедова, 17Своеобразный стилистический вариант отделки фасада, переходный от позднего классицизма к неоренессансу, с наличниками как классицистического, так и ренессансного типа («брамантовы окна»), использованный архитектором Г. А. Боссе в начале 1840-х годов в архитектуре нескольких особняков, затем стал применяться им и в оформлении фасадов доходных домов, например в доходном доме Гарфункель на Садовой улице, 47.
Доходной дом Гарфункель на Садовой улице, 47Характерными образчиками схематизированного варианта безордерной разновидности неоренессанса может служить фасад доходного дома «лампового мастера» С. О. Китнера на Исаакиевской площади, 7.
Доходный дом С. О. Китнера на Исаакиевской площади, 7Мотивы неоренессанса в конце 1840-х и в 1850-х годах стали стремительно распространяться в архитектуре доходных домов. Один из лучших примеров — дом барона А. Б. Фитингофа, занимающий северный участок квартала на правом берегу Мойки (дом № 100), между Крюковым каналом и улицей Глинки.
Доходный дом барона А. Б. Фитингофа на набережной реки Мойки 100Он был построен в 1855— 1856 годах архитектором К.К. Андерсоном. Оформление фасадов мотивами венецианского ренессанса, несомненно, было подсказано тем, что здание стоит на перекрестке каналов: ренессансные мотивы его фасадов, в том числе и головы дожей в круглых нишах — тондо, вызывают отчетливые ассоциации с архитектурой Венеции.
Дома с «барскими» квартирами, строившиеся в центре города, внешне нередко походили на особняки, особенно если они имели всего три этажа. Сходство с особняком усиливалось и нарядной отделкой фасада: многоквартирный дом становился похожим на «палаццо» аристократа. Несколько таких домов появилось на тех улицах, которые в середине XIX века считались самыми фешенебельными в Петербурге и где значительную часть застройки составляли особняки. Характерным примером может служить доходный дом на улице Чайковского, 55, принадлежавший академику архитектуры А. К. Кольману.
Доходный дом А. К. Кольмана на улице Чайковского, 55Дом был построен в 1859—1860 годах по проекту архитектора Е. И. Ферри-де-Пиньи, хотя, надо полагать, и сам заказчик принимал участие в проектировании. В его лицевом трехэтажном корпусе размещались огромные многокомнатные квартиры — всего по две в каждом этаже: они имели по 15—20 комнат. На втором и третьем этажах, помимо «барских» квартир, было устроено еще по четыре квартиры, имеющие от одной до трех жилых комнат: их окна выходили во внутренние дворы. Одновременно с главным трехэтажным корпусом в глубине участка было построено два пятиэтажных флигеля той же высоты, что и трехэтажный лицевой: в них были спланированы квартиры в одну — три комнаты. Центральный двор этого дома относительно просторный: тогда, в середине XIX века, застройка участков еще не была столь чрезмерно плотной, какой стала она в последних десятилетиях в результате лихорадочной погони за прибылью. Однако этот процесс уже начался, и в доме Кольмана тоже появились четыре световых двора-колодца шириной всего около трех метров, куда выходили окна кухонь и комнат для прислуги.
Лицевой фасад дома Кольмана оформлен «в стиле ренессанс». В центре — обработанный рустом портал, ведущий на нарядно оформленную, просторную парадную лестницу с мраморными ступенями, камином, мраморными колоннами и статуями, стоявшими в нишах. Дворовые фасады, в отличие от лицевых, оформлены очень скупо, но зато в их компоновке отчетливо и реалистично отразилась внутренняя структура многоквартирного дома (разделение на этажи разной высоты, местоположение лестниц и т. д.).
В 1850-х годах отделку фасадов в духе барокко стали получать вслед за особняками аристократов и некоторые доходные дома. Эта нарядная, но зато и более дорогая отделка применялась обычно в тех случаях, когда домовладелец желал привлечь состоятельных квартиросъемщиков. Импозантные фасады «барокко» подчеркивали высокое социальное положение обитателей лицевых корпусов и одновременно служили рекламой домовладельца, говоря о его «изящном вкусе».
Один из лучших образцов доходных домов такого типа — дом Н. П. Жеребцовой (урожденной княжны Гагариной) на Дворцовой набережной дом № 10.
Дом Н. П. Жеребцовой на Дворцовой набережной,10Проект перестройки здания был разработан в 1860 году архитектором Л. Ф. Фонтана. Владелица, расширив свое наследственное владение приобретением соседних участков, распорядилась возвести обширный доходный дом, в лицевых корпусах которого были устроены нарядно отделанные барские квартиры (одну из них занимала она сама), а во внутренних флигелях — более скромные квартиры для жильцов «из средних классов». Облик дома Жеребцовой и его внутренняя структура сохранились очень хорошо.
Трехэтажный корпус, выходящий на Дворцовую набережную, внешне напоминает дворец елизаветинского вельможи. Отделка фасада импонирует чистотой стиля и тонкой проработкой деталей: это, несомненно, одна из лучших стилизаций середины XIX века «во вкусе Растрелли». Южный фасад дома, выходящий на улицу Миллионная, архитектор Фонтана обработал тоже «под XVIII век», но в несколько ином характере. Его отделка построена на использовании мотивов французской архитектуры второй четверти XVIII века—так называемого «стиля Людовика XV». Характерной особенностью этого стиля была относительная сдержанность декоративного убранства фасадов: лепные детали были немногочисленны, окна обрамлялись несложными, но изысканно прорисованными наличниками (при этом верхняя грань оконного проема нередко выполнялась в виде пологой арки), поверхность стен членилась рустованными лопатками и пилястрами, а в нижней части обрабатывалась рустом. Изысканная сдержанность фасада подчеркивала красоту нарядных балконных решеток усложненного, рокайльного рисунка.
Внутренние дворовые корпуса дома Жеребцовой, как это и было принято в те годы, отделаны очень скупо, в том чисто деловом стиле, который родился в практике строительства доходных домов и не имел никаких исторических прототипов.
Фасады в духе парижского «стиля Людовика XV» петербургские архитекторы использовали редко. Гораздо охотнее они обращались к русскому барокко середины XVIII века. Стилизации «во вкусе Растрелли» появлялись в середине XIX века в большом количестве. Доходные дома середины XIX века с фасадами в стиле «второго барокко» можно увидеть на многих улицах в центре города. Например: собственный дом А. Н. Радищева на улице Марата дом 14, доходный дом С. О. Китнера на углу сайта Грибоедова дом №79/23 и ряд других.
Собственный дом А. Н. Радищева на улице Марата, 14На фасадах перечисленных зданий арсенал художественно-декоративных приемов русского барокко середины XVIII века был использован с исключительной полнотой и весьма умело. Можно назвать и примеры более сдержанной трактовки данного стилевого прототипа, когда мотивы барокко использовались лишь в виде отдельных деталей — декора наличников и т. п.
Во второй половине 1850-х годов в отделке фасадов доходных домов стали использовать мотивы, заимствованные из раннего классицизма,— тогда этот оттенок стиля обычно называли «стилем Людовика XVI», в правление которого во французской архитектуре началось развитие классицизма. Впрочем, обращаясь к этому стилевому прототипу, архитекторы-эклектики обычно использовали мотивы отделки фасадов петербургских зданий 1760—1770-х годов. Свойственная раннему классицизму сравнительная простота деталей и их повторяемость привлекали внимание домостроителей, так как позволяли придать фасаду желаемое «изящество» при относительно небольших затратах.
В числе первых примеров «стиля Людовика XVI» в архитектуре доходных домов можно назвать четырехэтажный дом Мейнгарда на Садовой улице, 44, построенный в 1855—1856 годах архитектором А. И. Ланге (фото будет позже).
Надстраивая и перестраивая дом середины XVIII века, Ланге декорировал его фасады мотивами раннего классицизма, но при этом использовал балконные перила с рисунком «чешуйчатого» типа, столь распространенные в 1830—1840-х годах.
Первый этаж дома Мейнгарда со стороны Садовой улицы был прорезан широкими окнами-витринами. Естественно, что в арсенале архитектурных форм раннего классицизма подобных окон не было — они были рождены потребностями XIX века. Более того, почти сплошное остекление первого этажа и тонкие столбы-простенки явно противоречили композиционным канонам архитектуры 1760—1770-х годов, откуда Ланге заимствовал мотивы лепнины. Поэтому сочетание широких окон-витрин с декором в духе раннего классицизма, при общей, свойственной отнюдь не XVIII, а XIX веку четырехэтажной структуре здания, породило определенную двойственность и внутреннюю противоречивость композиции.
Нарастающее многостилье архитектуры в середине XIX века в полной мере проявилось в облике фасадов доходных домов. Диапазон их художественно-стилистических решений был очень широк: от примитивных компоновок с минимальным количеством декора до нарядных, обильно декорированных фасадов, вызывающих ассоциации с палаццо римских аристократов и пышными дворцами елизаветинских вельмож. В определенной мере облик фасада связывался с местоположением здания (в центре или на окраине) и с социальным положением жильцов лицевых корпусов, но нередко он всецело зависел от прихоти заказчика или от вкусовых установок архитектора.
Характерно, например, что архитектор А. И. Ланге, почти одновременно проектируя для одного и того же домовладельца —«лампового мастера» С. О. Китнера два доходных многоквартирных дома в разделе Грибоедова, дома №79 и 81, тем не менее использовал в отделке фасадов разные «неостили»— дом на углу Вознесенского проспекта оформлен в необарокко, а соседний дом — в неоренессансе.
Очевидно, в данном случае принцип выбора проявился в ином его аспекте: и архитектор, и домовладелец стремились сделать застройку соседних участков более разнообразной.
Декларированный идеологами эклектики на раннем этапе ее развития принцип «умного выбора», требовавший выбирать для фасада «стиль, приличный сущности дела», т. е. искать определенную ассоциативную связь между функцией здания и его обликом, относительно последовательно осуществлялся в архитектуре общественных зданий. Но в архитектуре доходных многоквартирных домов он явно «не срабатывал». Доходный дом как особый архитектурный тип зданий был в середине XIX века сравнительно молодым, он не имел прямых исторических прототипов в те отдаленные времена, к наследию которых обратились архитекторы-эклектики в середине XIX века. Это обстоятельство в известной мере «уравнивало в правах» мотивы исторических архитектурных стилей по отношению к доходным домам середины XIX века: архитектор-эклектик мог с равным правом использовать в отделке фасада многоэтажного доходного дома и «дожевские окна», и лепные рокайли «во вкусе Растрелли». Это создавало объективную возможность для утверждения иной творческой концепции, основанной на принципе «свободы выбора».
Одна из наиболее ярких иллюстраций этого — история проектирования доходного дома К. А. Тура на Большой Морской улице: она подробно прослеживается по архивным документам, хранящимся в Ленинградском государственном историческом архиве.
Доходный дом К. А. Тура на Большой Морской улице, 21Стоявший на этом участке особняк «в два апартамента на погребах», построенный, очевидно, в середине XVIII века, дожил почти без переделок до 1860 года. Новый владелец, известный мебельный фабрикант К. А. Тур, решил увеличить доходность своего владения, надстроив лицевой корпус и соорудив внутренние пятиэтажные флигеля. Первый этаж лицевого корпуса с его шикарными витринами отводился под магазины.
Первоначальный вариант лицевого фасада этого дома был спроектирован архитектором Е. А. Туром с декором в духе суховатого неоренессанса. Он был найден «как в частности, так и в общем виде вполне одобрительным и цели своей соответствующим» и в марте 1860 года утвержден. Но, очевидно, этот неоренессансный фасад все же показался недостаточно богатым, и архитектор разработал новый вариант фасада, аналогичный по конструкции, но с декором в духе необарокко. В апреле он был «высочайше утвержден»— с тем, как гласила надпись на чертеже, «чтобы для лучшего сохранения стиля» перестраиваемого здания (автором первоначальной постройки тогда считали архитектора Ф.-Б. Растрелли) «лепные украшения были более соглашены с теми, кои имеются на домах постройки того же архитектора».
Несомненно, что попытка «сохранить стиль» первоначального фасада была достаточно наивна: ведь и общая композиция нового здания, спроектированного Туром, и его масштабное решение стали совсем иными, а широкие витрины, невзирая на «растреллиевские» рокайли их обрамлений, не соответствовали архитектурным решениям нижних «апартаментов» зданий XVIII века. Столь же несвойственны были подлинному барокко несимметричность фасада здания и наличие четвертого, «аттикового» этажа.
Весьма показательно, что архитектор Тур последовательно создал два варианта проекта, в которых при совершенно идентичной пространственной структуре применил различную орнаментацию фасада: в первом варианте —«под ренессанс», во втором— «под барокко». В представлении зодчего оба стиля были вполне «равноправны» по отношению к функции данного здания, ибо структура здания была новой, не имеющей аналогий ни в архитектуре эпохи Возрождения, ни в архитектуре XVII—XVIII веков. В то же время оказывалось, что мотивы и ренессанса, и барокко в равной мере чужды новой структуре здания, рожденной потребностями XIX века: по отношению к ней декор и того и другого стиля превращался в некий поверхностный «слой», относительно независимый и от конструкции здания, и от его функционального назначения.
Своеобразное художественное «равноправие» мотивов исторических архитектурных стилей по отношению к новой функции и к новой пространственной структуре многоквартирного жилого дома в известной мере «раскрепощало» архитектуру, создавало широкую свободу в использовании «всех стилей» для отделки фасадов доходных домов. Этим закладывались основы для того широчайшего многостилья, которое восторжествовало на следующем этапе развития эклектики в последних десятилетиях XIX века.
Использованная литература:
A. Л. Лунин «АРХИТЕКТУРА ПЕТЕРБУРГА СЕРЕДИНЫ XIX ВЕКА».
Благодарим за внимание!
Еще больше информации об архитектуре, фасадах и окнах на нашем сайте.
#доходный дом
#доходные дома Петербурга
#окна из дерева
#архитектура
#архитектурный стиль
#эклектика
#классицизм
#модерн
#дома в стиле модерн
Еще по теме здесь: Окна.
Источник: Эволюция окон доходных домов петербурга.